Они шли по улице рядом и смотрели друг на друга, как два глухонемых. Тони хотел рассказать Алинке о Викторе, постоянно на протяжении уже целого года заходящем в его заведение с одним единственным вопросом: «Ее не было?» По всему было видно, что Виктор влюбился. То он смеялся, то строго и задумчиво смотрел за окно, то бушевал от внезапной вспышки раздражения по пустяку. Он садился за тот столик, за которым когда-то сидела Алинка, и ждал. Долгое время Виктор прятал свои чувства поглубже, старался быть спокойным и сдержанным, но однажды, опрокинув рюмку-другую мартини, все же не выдержал и раскололся.
— Я никого никогда так не любил. Ни о ком столько не думал и не испытывал таких душевных мук, — говорил он, нетрезво поглядывая сквозь тонкий стеклянный бокал. — Ты думаешь, я кот по природе? Думаешь, раз у меня много женщин, я грязный и невоздержанный распутник? — спрашивал он Тони, протягивая ему пустой бокал и взглядом прося наполнить его.
— Виктор, возьми себя в руки, — мягко перебил Тони, но тот резко вскочил из-за стола и стукнул по столу кулаком. Затем медленно сел и кротко посмотрел на приятеля.
— Я не могу. — Он сжал губы, на лбу его собрались глубокие поперечные морщинки, а взгляд зеленовато-карих глаз выражал смущение. — Я не могу, — растянул он это слово и умолк.
В ту же минуту в бар вошел какой-то странный старик. Тони в последнее время видел его здесь несколько раз, но у него не было ни времени, ни желания наблюдать за ним и интересоваться его персоной. Старик подошел к ним и с акцентом сказал:
— Доктор, вы помните меня?
Виктор невнимательно кинул на него взгляд и нехотя ответил:
— Да, Аркадий Александрович. — Он сказал это по-русски.
— Вы даже знаете, что я русский?
— Об этом нетрудно было догадаться. Еще в прошлый раз, на приеме в моем кабинете, я понял это по вашему акценту.
— По акценту? — Старик скосил на Виктора подозрительный взгляд. Он ухмыльнулся. — Да, за эти годы у меня не осталось искажений в фонетике. Мой английский и французский настолько безупречны, что я мог бы работать комментатором на телевидении.
— Но не венгерский. По-венгерски вы говорите с акцентом. И к тому же свойственным русскоязычным людям. — Виктор раздраженно посмотрел на старика и добавил по-венгерски: — У вас есть вопросы относительно вашего здоровья? Приходите ко мне в клинику. — Голос его прозвучал резковато, и старик с оскорбленным видом отступил на пару шагов.
— Да, сынок, — ответил он, поправил шарф, хотя в этом не было никакой необходимости, и, глядя в упор на Виктора, тихо добавил: — У меня есть много вопросов, и, когда я вернусь, нам будет о чем поговорить.
Виктор рассеянно кивнул, потом посмотрел на него усталым взглядом.
— Возможно, я молод, но мне кажется, врачей, к которым приходят на консультации, не принято называть так фамильярно. У меня есть имя. Прочтите его на табличке кабинета. До свидания.
— До скорого, — поправил его старик и вышел. Уже на улице он приставил руки к стеклу и посмотрел в образовавшуюся трубу, губы его беззвучно шевелились, словно он говорил что-то Виктору и думал, что тот его слышит.
— Это кто? — удивленно спросил Тони.
— Пациент, — отмахнулся Виктор. Он не хотел думать о старике. Он думал об Алинке. Почему-то он был уверен, и эта уверенность закрепилась в нем за долгие месяцы мучительных воспоминаний о последней встрече, что та девушка в темных очках с чашечкой кофе и томиком Паскаля в руках и девочка с печальными серыми глазами и огромным белым бантом на голове — один и тот же человек. Как предательски дрожал ее голос, как неуверенно держала она чашечку с кофе в тонких длинных пальчиках. Такими пальчиками отличаются музыканты, посвятившие не один год клавишам. Внимательно изучив лицо и фигуру девушки, Виктор был не в состоянии отделаться от ощущения, что он не ошибся в своей догадке. И он ждал ее возвращения. Он ждал с нетерпением и каждый раз, проходя мимо бара, не мог удержаться, чтобы не войти в него и не спросить у Тони, не было ли ее сегодня. Он боялся пропустить тот миг, когда она будет здесь. Случайно ли, преднамеренно ли? Виктор не знал этого наверняка. Скорее всего их встреча — совпадение, случай, неожиданный, невероятный, невозможный… Он, как мог, объяснил Тони, что так теснит его грудь и отчего постоянно болит душа.
— Если увидишь ее, задержи до моего прихода, — попросил он. — Как угодно, под любым предлогом, за любые деньги… Я хочу лишь одного — узнать, кто она такая. И все. — Он умоляюще поднял глаза, и Тони почувствовал, как его тихий мягкий голос наполнился такой силой тоски, что даже у Тони по всему телу пробежала волна дрожи.
Алинка остановилась. Идти с Тони она не могла. Ей нужно было успеть многое: принять душ, поесть и отдохнуть. Потом она предполагала купить себе какую-нибудь одежду, переодеться, навестить Эрику и Джонни, затем своего приятеля фотографа и только после этого, к вечеру, когда ничто уже не будет беспокоить ее, а ожидание встречи достигнет своего высшего пика, заехать в бар и заказать чашечку ароматного душистого и чуть горьковатого кофе.
— Простите, — сказала она тихо и улыбнулась своей ослепительной улыбкой. — Я тороплюсь.
— Нет-нет, — забеспокоился Тони. Он не мог отпустить ее, чтобы она исчезла. Что он скажет Виктору?
— Мне нужно. — Она высвободила руку. Отчего он так держит ее? Что побуждает его вести себя подобным образом? От догадок и домыслов голова у Алинки шла кругом. — Я приду вечером. Приду к вам в бар и закажу кофе, — говорила она торопливо, с досадой думая все же, что Тони не понимает ее.