Открой свое сердце - Страница 19

— Ну-ну, — только и сказала она, вслушиваясь в хруст разминаемой в пальцах сигареты.

— Я пойду? — Витька отодвинул пустую чашечку.

— Торопишься? — поинтересовалась Нонна. Она медленно, широким полукругом обошла столик и снова села напротив. — А ведь совсем недавно часами сидел здесь и никудашеньки не торопился. Обхаживал… — протянула она это слово, безнадежно вглядываясь в большие глаза Витьки. Она вздохнула, покачала головой, стряхнула серый пепел на обрывок газеты, временно служивший пепельницей, и на выдохе повторила: — Да-а-а, обхаживал. Ты эгоистичная, самовлюбленная скотина, — дрожащим голосом сказала она так, что Витька услышал нечто совершенно противоположное.

— Я тебе нравлюсь? — Он поглядел на ее пухлые губки, сквозь щелочку которых струился тонкий сизый дымок.

— Да, — губки даже не шевельнулись. — Да, да, да! Но черт меня побери, если я хотела сказать именно это!

Если что-то в этом лице и поражало его воображение, то вовсе не многотиражная правильность черт, какие бывают у детей смешанных рас, а именно подвижные пухлые губы, сложенные сейчас обиженным розовым бутоном. Нонна вынула изо рта сигарету, вмяла ее в газетный лист и монументально замерла.

— Ну что тут такого? Я многим нравлюсь… — как само собой разумеющееся констатировал Витька. Он передернул плечами и слил последнюю капельку кофе на подставленный кончик языка. Кофе был пережаренным и перекипевшим, отчего его вкус являл собой неприятную смесь горечи и кислоты.

— А кофе у тебя сегодня на редкость… — он чуть не ляпнул «отвратительный», но вовремя сдержался.

— Что? — Нонна явно приготовилась выслушать хоть один комплимент, и Витька это почувствовал. Он потер языком о нёбо, как будто так можно было избавиться от раздражающего привкуса, и закончил фразу нейтрально:

— На редкость необычный.

— Еще сварить?

— Нет, благодарю.

Глаза Нонны совсем потухли. Она была похожа на лампочку, которую отключили от электросети. Плечи ее опустились, подбородок склонился к груди, а руки потекли вдоль тела тонкими вялыми струями.

— Так я пойду? — Витька поднялся из-за стола, и в витражном стекле стадионного буфета, будто в песочных часах, только не сверху вниз, а наоборот, перетекла его отраженная фигура. — Мне еще к массажисту, что-то у меня с позвоночником. — Витька до хруста свел лопатки и плавно поднял руки к потолку.

Его большой рост — метр восемьдесят семь, — кажется, стал еще больше, и Нонна ощутила себя совсем маленькой и беспомощной.

Кто бы мог подумать, что этому высокому красивому парню, лицо которого уже щетинилось черным налетом быстро отрастающей и регулярно сбриваемой растительности, всего лишь шестнадцать.

Когда Нонна познакомилась с Витькой, а было это около полугода назад, ей показалось, что он по крайней мере на пару-тройку лет старше ее. Она в этом даже не сомневалась, если и были какие раздумья по поводу его возраста, то только в сторону увеличения, а посему Нонна не стала уточнять это. Что Витька почти на семь лет моложе ее, Нонна узнала чисто случайно, и то тогда, когда отношения их зашли слишком далеко, чтобы по этой причине разорвать их без объяснений.

Надо же было так вляпаться! Уж в свои-то двадцать три можно было бы и сообразить.

— Вить, — робко начала Нонна. Ей очень нужно было сообщить ему о своей беременности. Нонна исправно принимала противозачаточные, и каким образом она проглядела тот факт, что беременна, объяснить было сложно. Видимо, расслабилась, уверенная в действенности советской медицины.

— Ну? — он так красноречиво выразил свое недовольство, что говорить что-либо Нонна не решилась. Она поднесла пальцы к губам, чмокнула их и послала воздушный поцелуй уже стоящему в дверях Витьке. — Заходи…

— Завтра после тренировки нагряну, — его глаза блудливо сверкнули, и сердце у Нонны сжалось. Да, она хотела прибрать Витьку к рукам, но получилось так, что сама влюбилась в него до безумия. Все планы, щепетильно выстроенные в ее воображении, рушились, как только он представал перед ней во всем своем мощном великолепии.

Лучше бы она пошла работать секретаршей в воинскую часть, куда зазывал папа после ее развода с Павликом… Муж… Ха! Тоже мне — муж, объелся груш.

Теперь-то уж Нонна знала наверняка, что Павлику брак нужен был всего лишь как ширма, как прикрытие, очень удобное и беспроблемное. Женившись на ней, Павлик поселился в квартире родителей Нонны, оставленной ими при получении нового жилья.

Им давали четырехкомнатную квартиру в новом, только что отстроенном районе, но папа попросил двухкомнатную, при условии, что в старой, тоже двухкомнатной, останутся Нонна с мужем и двадцатилетний сын. С папой и мамой перебралась младшенькая Юлька. И Павлик, и Боря — брат Нонны, и уж, конечно же, сама Нонна, не желавшая вить свое семейное гнездо под бдительным оком неработающей мамы, согласились на такой расклад.

Как ей не повезло! Позорище-то какой! Да по тем временам она и слыхом не слыхивала, что с людьми такое случается. Поначалу восемнадцатилетняя девушка, работающая ночной нянькой в детском саду-яслях и очень устающая за ночные дежурства, была немного удивлена тем, что в первую брачную ночь ее молодой муж так и не смог сделать ее женщиной. Он сильно волновался, пыхтел, ползал по ней, щекоча белыми длинными кудрями ее грудь и упираясь в живот коротковатым и слегка изогнутым, но крепким и твердым членом. Так он пыхтел-пыхтел, ползал-ползал, то ли случайно, то ли преднамеренно, в чем она сейчас уже сомневается, пару раз пытаясь проникнуть не в то отверстие. Нонна вскрикивала от боли и, пряча свое отвращение, пыталась руками направить его действия в нужное русло. Ей это почти удалось, но… Едва лишь Павлик попал туда, куда и следовало попадать любящему супругу на брачном ложе любви в первую ночь, как все у него обмякло, ослабилось и уменьшилось в размерах.