Открой свое сердце - Страница 36


К оглавлению

36

— Привет, Митрий, — женщина широко и счастливо улыбалась. — Радость моя, я так соскучилась. Где ж ты пропадал? Пропащая душа ты моя. — Женщина поправила волосы, и когда она подняла руку, Наташа неожиданно для себя обнаружила, что до сих пор не замечала ее большого круглого живота. «Водянка, что ли?» — почему-то мелькнула странная и неуместная мысль. Наверное, таким образом Наташин мозг ограждал себя от потрясения. Иначе почему Наташу не посетила единственная и естественная догадка — женщина беременна. Беременна, вероятнее всего, от Митьки. Наташа посмотрела на Митьку. Глаза у него были широко открыты. То ли от страха, то ли от удивления.

— Ты как… вошла сюда? — Митька выкинул за окно сигарету, потом сделал такое движение, будто хотел поймать ее, но сигарета уже слетела маленькой звездочкой в утренний сумрак и, вероятнее всего, с коротким шипением погасла в серой лужице.

Наташа смотрела на женщину в каком-то странном оцепенении, без ревности или обиды, а только с непонятным сожалением. Женщина смутилась. Она стала неловко переминаться с ноги на ногу и потешно хлопать большими загнутыми ресницами.

— Так я сказала же, к мужу. К тебе то есть. А зачем по телефону? Я соскучилась. — Она шагнула к Митьке, но тот торопливо соскочил с подоконника, грубо взял ее за руку и вывел в коридор.

Дверь осталась приоткрытой, и хоть Митька с женщиной отошли в дальний конец, все равно Наташа своим цепким слухом улавливала обрывки фраз. Она и не хотела бы, но все ее тело превратилось в сплошной орган слуха. Одно большое ухо. Наташа зажимала ладонями виски и видела перед собой груду расколотого хрусталя в обрамлении зеленого горошка. На скатерти вино, на руках вино, на одежде вино, словно кровь. Ну кто еще будет спорить, что ничего не происходит в этой жизни просто так?

— Я же хочу быть с тобой. Всегда с тобой. Ты ведь сам говорил, если что…

— Если что — сообщи! Так, нет? Со-о-бщи! — по слогам раздраженно говорил Митька. — Чтоб сообщила! Я бы тебе на аборт денег выслал. Сколько надо, столько бы и выслал. А ты чего?

— Но я же хочу быть с тобой… Ты говорил… Я хочу быть с тобой, — женщина тупо повторяла одну и ту же фразу, и Наташе на ум пришла песенка. «Я хочу быть с тобой. И я буду с тобой», — мелодия гвоздиком всаживалась в мозг.

— Тебе нельзя быть со мной, не-льзя, — произнес он, словно отрезал ломоть чьей-то судьбы. «Ах ты гаденыш!» — подумала Наташа и криво усмехнулась.

— Почему? Объясни, почему? Я не понимаю, почему? — голос срывался, чувствовалось, что его заливают слезы. Поток горьких бессильных слез. Наташе хотелось плакать вместе с этой женщиной, она представила себя на ее месте, и ей захотелось вытошнить из себя этого Митьку. Этого циничного и жестокого тихоню.

— Потому что я женюсь. У меня скоро свадьба. Понимаешь?

Женщина промолчала. Видимо, она кивнула головой и вытерла скулы от слез, потому что Митя тихо сказал:

— Ну вот и славненько. Я знал, что ты понятливая. Тебе сколько на аборт?

— Чего сколько? — не поняла женщина. Наташе до ужаса захотелось узнать ее имя. Почему-то ей показалось, что, если она будет знать имя этой женщины, все встанет на свои места. Как будто от того, знает она или нет это имя, зависит что-то очень важное.

— Денег сколько?

— Каких денег? — опять не поняла женщина.

— Значит, так, — медленно, словно ребенку третьего класса из спецшколы для умственно отсталых детей, стал разжевывать каждый звук Митька. — Я тебя спрашиваю, сколько тебе нужно денег, чтобы сделать аборт?

— Зачем аборт? — женщина все равно не понимала, о чем идет речь. Она не могла понять. Она не хотела понимать. Разве так бывает — аборт в шесть месяцев?

— Сколько месяцев? Шесть? Откуда шесть? — Митька стал что-то подсчитывать в уме. Наверное, он подсчитал, Наташа услышала его вздох. Господи, какая акустика! Даже вздохи слышно из дальнего конца коридора. — А искусственные роды?

— Зачем?

— Ты что, издеваешься? — Митька вспылил. — Чтобы избавиться от плода. Он же не нужен ни тебе, ни мне!

— Это не плод, это ребенок, — твердым и тихим голосом произнесла женщина. — Это мой ребенок и твой ребенок, и если он тебе не нужен, то мне он нужен. Он нужен мне! Ты… Фашист! — более сильного ругательства женщина не смогла придумать. Она твердым шагом пошла прочь от фашиста, и в груди у Наташки все застыло.

— Забудь сюда дорогу, слышишь?

Женщина не отвечала, и Наташа захотела выйти из комнаты и посмотреть ей в лицо. Если не имя узнать, так хоть лицо запомнить. Наташа встала в дверном проеме, секунду помедлила, будто перед прорубью с ледяной водой, потом решительно сделала шаг за порожек и столкнулась с ней. Сердце у Наташи оборвалось и звенькнуло, как лопнувшая струна.

— Простите, — произнесла Наташа. Смотреть той в лицо она уже не смела, но ей очень хотелось, чтобы женщина знала: она — не фашистка. Она и Митька не одно и то же. Они разные люди. Совершенно разные. Более того, она уже ненавидит Митьку. Ненавидит. Как же она могла его любить? Как же сразу не разглядела подлеца? Спасибо фужерам, а то бы и она уже носила под сердцем фашистского ребенка.

— Ничего. — Женщина устало подняла веки, и в глазах ее Наташа не увидела слез. Глаза были сухими и сильными. Как будто сила эта вот только что взросла изнутри и теперь переполняет ее душу. Флюиды этой силы достигли Наташиной души, и Наташа посмотрела все-таки в лицо женщины. Открыто и доброжелательно. Словно руку протянула.

36