Открой свое сердце - Страница 45

За столиками еще с полтора десятка человек. Одни бурно дискутировали, громыхая пивными бокалами о столы, другие, положив голову на подставленную ладонь, тупо смотрели немигающим взглядом в прокуренное пространство, третьи пели вполголоса.

На полу, от входа до стойки, лежала широкая кремовая, давно потерявшая свой первоначальный вид синтетическая дорожка. Витька вытер ноги о лежащий у двери коврик и вошел в бар. Не произнося ни звука, он оглядывал присутствующих.

— О! Витек! Это же потрясающе! — Навстречу ему выбрался из-за стола осоловевший от градуса и отяжелевший от количества выпитого Бизиков. — Ты где пропадал?

— Да так, — вяло отмахнулся Витька. Ему не хотелось сидеть в этом гадюшнике, но еще меньше хотелось идти домой. Он боялся, что будет сидеть, как последний дурак, у окна и ждать, словно красна девица своего суженого, когда же придет Алинка.

Он будет ждать, думать о ней, представлять себе ее очкастого пуделя и ненавидеть себя за эту невыносимую зависимость. Потом он будет думать о Нонне. Словно заноза сидит в его голове то, что Нонна беременна.

— Давай к нам! — пригласил Бизиков Витьку к себе за стол. Витька оглядел сидящих там. Их оказалось двое. Незнакомые ему парни.

— У нас и повод есть, — увещевал его Бизиков и почти что тянул за рукав по направлению к лишнему за их столом стулу. — Братан приехал! Братан! Ты знаешь, у меня классный братан.

Очень скоро Витька сидел за общим столом, пил, курил, много говорил с малознакомыми людьми, рассказывал о своих путешествиях по свету, об учебе. Время пролетело быстро, и, когда Витька наконец-таки выбрался из бара на улицу, было уже без четверти час.

— Да ты че? Обидеть хошшь? — Бизиков едва ворочал языком и снова затаскивал Витьку в бар. Он лез к нему целоваться, пускал слюни и неприятно вис на шее.

— Все, все, — запротестовал Витька. — Ну все, Бизон, будя! Меня дома ждут. — Он пожал руку своему недавнему собутыльнику и покачиваясь пошел.

Вопреки неудержимому желанию поскорее добраться домой и плюхнуться в чистую, пахнущую свежестью и хрустящую от крахмала постель, Витька пошел в сторону того дома, у которого торчал, как неприкаянный, несколько часов тому назад.

«Неужели она все еще там?» — думал он, нервно покусывая губы. Эта привычка осталась у него с самого детства. Тогда губы растрескивались и болели, особенно зимой. Только по этому покусыванию и можно было догадаться о его внутреннем беспокойстве, в остальном же ни один мускул лица не выдавал ни чувств, ни эмоций. Впоследствии Витька избавился от дурной привычки, но сейчас, будучи немного навеселе, он вдруг вернулся смятенной душой в прошлое.

Окна оказались темными, по всему было видно, что «пудель» либо спит, либо ушел.

«Нет, конечно же, он никуда не уходил! — эта мысль пронзила Витьку насквозь. Кровь отхлынула от лица. — Они же… Да они… Алинка все еще там! И этот щенок облезлый…» — Витька пытался взять себя в руки, но образы, один красноречивей другого, вставали в его воспаленном мозгу.

«Они вдвоем, — представлял он себе и гнал прочь болезненное видение, но ничего у него не получалось. — Они лежат, он ласкает ее. Трогает ее плечи, ее шею. Руками. Губами…»

В душе закипала ревность. В голове все перепуталось. Витька, еле сдерживая накатившую волну, лихорадочно перебирал варианты того, как ему поступить. Наконец он не выдержал напряженной внутренней борьбы и стремительным шагом пошел вперед, к подъезду. Так, наверное, шли на амбразуру, с помутнением в глазах, с отчаянной решимостью погибнуть или уничтожить врага.

Он быстро, почти не ощутив напряжения, взбежал по лестнице. Мозг еще пытался как-то контролировать ситуацию, но побелевший палец уже вдавливал кнопку звонка.

Звонок оказался оглушающе пронзительным и неприятно резким. Именно звонок вышиб из его головы остатки хмеля.

«Господи, что я делаю?» — мелькнуло в голове у Витьки. Его не беспокоило, что сейчас могут открыть родители Антона, он вполне мог выкрутиться, сказав, что перепутал двери, и извинившись. Больше всего его страшила перспектива наткнуться на растрепанную, взлохмаченную Алинку.

Пудель откроет дверь. Что-то скажет, потом из-за его спины вынырнет вопрошающе удивленная Алинка, и все! Все! Для него она будет навсегда потерянной. Ведь не сможет же он прикасаться к ней с постоянно скребущим душу чувством ревности и сомнения. Нет уж, лучше ничего не знать! Тогда есть возможность убедить себя, что все это — плод его разыгравшегося воображения. Плод больной фантазии — не более. Ведь проще обмануть себя и жить с этим сладким обманом, тогда у него останется если не Алинка, то хотя бы надежда.

Дверь отворилась. На удивление, перед этим из-за нее не было слышно ни звука. Как будто Антон стоял с той стороны и ждал звонка. Только вот открыл не сразу, раздумывая, стоит ли впускать ночного гостя.

— Вам кого? — Очки сползали с переносицы на кончик носа. Лицо было помятым и сонным. Нет, точно, не стоял у двери, спал скорее всего. Спал, видать, один. В таких трусах вдвоем спать неприлично. Вид его был само удивление.

— Вас.

— Меня? — Антон еще больше удивился. Очки окончательно уползли со своего места, и Витька подумал, что сейчас они упадут на кафель и, клацнув стеклами, разлетятся вдребезги.

При близком рассмотрении фигура хозяина оказалась не такой уж отталкивающей, как показалось Витьке с первого раза, когда он рассматривал Алинкиного приятеля через окно. Да, худощав, но жилист и упруг. И лицо ничего. Приятные, немного грустные глаза, мягкие полукружья бровей, полные слегка бледноватые губы. Подбородок с ямочкой.