Открой свое сердце - Страница 51

Так вот, этот самый директор завода удостаивал чести поздороваться и перекинуться парой-другой нейтральных фраз изо всех жильцов дома одну лишь Веру Авдеевну. А однажды даже зашел к ней посоветоваться по какому-то чисто бытовому вопросу. Вера Авдеевна, понятное дело, об этом не сказала ни одной душе. Да и не той породы была эта женщина, чтобы обсуждать с кем бы то ни было свои конфиденциальные беседы. Но у стен, как говорится, есть уши, даже в этом доме спального района. Соседка Веры Авдеевны — Любанька в то же утро разнесла по службе ОБС (одна баба сказала) эту сногсшибательную весть.

— Да нет, Вер Авдевна, не тяжела. — Витька открыто посмотрел на бабульку в синем ситцевом халате, очень опрятном и тщательно выглаженном, и широко улыбнулся, еще раз сверкнув белозубым отблеском.

— На каникулы, никак? — Вера Авдеена смотрела на Витьку с повышенным интересом и вниманием, у Витьки даже заныло внутри от предчувствия чего-то нехорошего.

— На каникулы, — кивнул он и перестал улыбаться. «Ну, колись давай, ведь чувствую, что-то сказать хочешь», — подумал он, а вслух произнес: — Случилось чего, Вер Авдевна?

— С чего ты взял? — та отвела взгляд. — Мямлик, кыс-кыс.

— Да ел он уже. Его с утра покормила соседка наша.

— Клавдия, что ли? — будто только что услышала об этом бабулька. — Ах, да вот, кстати, Клавдия наднесь мне и сказала…

Так-так, напрягся Витька, припоминая, что Клавдия, то бишь тетя Клава, работает нянечкой в центральной больнице. В хирургии, кажется, или в гинекологии.

— Сказала, что вечером у Нонны вашей, ну, которая в баре стадионном работает… (И откуда она все знает, кто где работает?) преждевременные роды случились. Ее в больницу отвезли. Там, сказала, разрывы в животе, прободение какое-то. Кровь в брюшной полости. Оно-то знаешь чего… Я это… Даже не знаю, как…

Вера Авдеевна вдруг стушевалась, уставилась себе под ноги и, разглядывая у носка туфель камешки, замолчала.

— Ну-ну, — нетерпеливо перебил ее молчание Витька. Но вдруг спохватился, как будто что-то поняв. — Она… жива? — выпалил он мелькнувшую догадку.

— Она… преставилась. Господи, спаси и сохрани ее душу. Умерла, а взамен мальчишку родила. — Авдеевна быстро подняла мягкий и понимающий взгляд прямо Витьке в лицо. — А знаешь, как назвала?

— Откуда ж мне? — с вызовом, как бы защищаясь от предполагаемых нападок, произнес он и тут же пожалел об этом тоне, потому что Авдеевна, мягко и печально улыбнувшись, почти что шепотом сказала:

— Виктором. И отчество — Викторович. А фамилию велела поставить свою. — Затем она снова смутилась, опустила глаза и, уже уходя в подъезд, как будто ныряя в пропасть и увлекая за собой туда Витьку, произнесла в пространство: — Это и есть жизнь… Все правильно.

Что правильно? Что умерла Нонна? Или что родила мальчика и назвала Витькой? Или что фамилию свою поставила, чтобы его не позорить? Что правильно-то?! Что «и есть жизнь»?

И когда из окна на третьем этаже полилась музыка, у Витьки в глазах потемнело. Он медленно повернулся, вошел в подъезд, а потом с неимоверной стремительностью выбежал из него и, задыхаясь, путаясь в мокрых оборванных веревках и оскальзываясь на грязи, побежал в больницу.

В ушах стоял голос Авдеевны, в голове вихрем неслась невыносимая, болезненно-жгучая мелодия, в сердце пламенела боль, и когда он взлетел в пятую гинекологию, промчался мимо дежурной в ординаторскую, и когда, испуганный таким напором и стремительностью врач подвел его к стеклянной двери, за которой лежали новорожденные, и указал на кроватку с номером шесть… А, впрочем, он мог бы и не показывать, в пластиковой кроватке, с тоненькими просверленными дырочками, под байковым больничным одеяльцем, туго спеленутый в беленький кокон лежал… Его Сын! Его Сын — это было как выстрел!

То, что сын был именно его, Витька не сомневался. Как можно сомневаться, когда видишь перед собой свою маленькую копию? Те же скулы, смягченные новорожденной одутловатостью, те же губы, упрямый подбородок и широкий лоб.

Младенец широко открыл глазки — фисташковые, большие неимоверно, почти что в пол-лица, и бессмысленно повел их в сторону двери. Витька с содроганием ждал пересечения взглядов, он внутренне напрягся, подготавливая себя к взрыву, и, когда малыш, словно мячиком в лунку, попал зрачком левого, ближнего к двери глаза в его глаза, все звуки, окружавшие Витьку, оборвались.

Голос Авдеевны исчез, музыка кончилась, сердце перестало биться, и кровь прекратила свое движение по узким и непроходимым жилам.

— Когда я смогу его забрать? — спросил Витька, не оборачиваясь на врача, хриплым от волнения голосом.

— Вы? А, собственно, почему вы должны его забирать? — Врач непонимающе посмотрел на Витьку. — У мальчика есть родственники. У него умерла мама, да… к сожалению… Не спасли девочку… — Он на секунду задумался, взгляд его ушел куда-то вовнутрь, словно врач вернулся в ночные события и заново переигрывал все, что сделал. Взвешивал каждое свое действие, продумывал каждый предпринятый шаг. А могло ли быть иначе? Не упустил ли он чего, не по его ли вине умерла Нонна? Нет, не по его вине. Он сделал все, что было в его силах, а в его силах было очень малое, и основное, чего ему не хватило — времени. Нонна слишком долго пролежала без помощи. Абсцесс… Общее заражение…

— Знаете, я — отец, — ответил Витька.

— А, это вы? — очнувшись от своих размышлений, произнес доктор и как-то по-новому посмотрел на посетителя. — Так, значит, это вас она умоляла прийти? Вы — Виктор? И, если не ошибаюсь, — Ващук? Да-да, я знаю вас по фотографиям… А еще я знавал вашего батюшку. Вы приехали из Н., не так ли?