Открой свое сердце - Страница 81

— Нет, что вы, — замялась Алинка и положила альбом на отполированный столик. Фотограф пошел куда-то за портьеры, и Алинка проводила его взглядом. Гармоничные, плавные, легкие движения были подобны его снимкам. Такие же пронизанные светом и плотными флюидами источающие добро.

Его долго не было, и Алинка уже стала сомневаться, а не привиделся ли ей сон. Может, она ненароком уснула? Алинка потерла ладошкой ухо, ущипнула его за мочку, мочка была холодной и нечувствительной, но все равно Алинка поняла, что это не сон. И тогда она впервые подняла голову.

Белая роскошная лепнина. Глубокий голубоватый оттенок белил. Мерцающие тени рыбок и водорослей. Алинка смотрела внимательно, ощупывая взглядом каждый бугорок, каждую выемку в необычном узоре по периметру и в центре потолка.

Он вернулся. В руках его были еще влажные фотографии. Он прошел мимо нее так, словно ее и не было, от этого стало как-то легко, словно она здесь всегда, словно она часть этого интерьера, тень плывущей по потолку тени, отсвет от светлого полога портьер.

Он открыл какую-то дверь в стене, которую Алинка раньше почему-то не замечала, и ненадолго нырнул туда. Только ненадолго, но как он переменился, выйдя из-за двери. Как фокусник. Вместо тонких летних брюк и трикотажной расстегнутой в вороте рубашки на нем был небрежно запахнутый халат. На ногах легкие сандалеты вместо туфель, и в руках махровое полотенце.

Алинка сидела, как в кино, и чувствовала себя совершенно непричастной к чужой личной жизни. Она даже подумала, что сейчас увидит, как он войдет в ванную. Кадр переместится за мутную перегородку и крупным планом покажут его тело, конечно же, лишь верхнюю часть. Струю воды, бьющую в светлую макушку, пену по спине, как на снимке, который Алинка только что видела в альбоме.

Но нет, он подошел к ней и протянул ей зачем-то полотенце.

— Это мне? — спросила Алинка и инстинктивно поднялась с места, готовая вот-вот ринуться вон.

Он улыбнулся и тихо сказал:

— У тебя совершенно мокрые волосы, вытри.

Алинка посмотрела в зеркало и увидела там растрепанного мокрого, как цыпленок, вынутый из воды, веснушчатого и отчего-то солнечно-рыжего ребенка. Если бы у нее не были такие длинные волосы, то она была бы похожа на мальчишку.

Алинка мягкими круговыми движениями промакнула волосы, все еще хранившие влагу дождя, хотя одежда почти успела подсохнуть, и снова посмотрелась в зеркало. Лицо ее стало грустным, она с сожалением подумала о недавней укладке. Порывшись в сумочке, Алинка вдруг вспомнила, что забыла расческу у Эрики дома.

И тогда он появился перед ней с фотоаппаратом. Живой, улыбчивый, серьезный и очень внимательный. Он поправлял небрежной рукой ее свисающие пряди, откидывал челку, снимал с плеча бретельки, уверенно оголяя нежную кожу.

Потом он увел ее за портьеры, стремительными пальцами взбил волосы и усадил в глубокое плюшевое кресло. Потом он поставил ее на подиум и бросил к ее ногам искусственные цветы. Потом велел снять одежду, и Алинка, совершенно не стесняясь его, сделала это. Она почему-то была уверена, что ничего плохого с ней в этом доме не может произойти. Он наподобие туники обернул вокруг нее ярко-пурпурную простынку и включил мощный софит.

— Вы увидите себя такой, какая вы есть, — говорил он. — Вы еще не видели себя такой, какая вы есть. Легкая, как былинка. Беззаботная, как парус под бризом, переменчивая, как яблоневый сон.

Он снял с нее тунику из пурпурной простыни и накинул густую вуаль. Он усадил ее на цветы и осторожной рукой вытянул в струнку стопы ног. Он откинул ее голову и прогнул назад плечи и руки. Она вдруг стала натянутой струной. Поющей и трепещущей.

Шершавая ткань вуали приятно щекотала грудь, и Алинка с замиранием сердца ощутила, как набухли и налились кровью ее темные тугие соски.

— И вы ни за что не увидите себя такой, какая вы есть. Вы не увидите себя такой, какой знаете себя по зеркальным отражениям. Зеркала врут. Не верьте зеркалам. Верьте мужчинам, которые любят вас… — Он щелкнул затвором фотоаппарата и глубоким профессиональным взглядом посмотрел на нее. — А еще — мне. Верьте мне, — говорил он, и Алинка безоговорочно верила ему.

Он выключил софит, положил на цветы к ее ногам одежду и вышел. Было так здорово, что Алинка медленно и нехотя стала одеваться.

Когда последняя пуговка на платье оказалась застегнутой, Алинка вышла из-за портьер в пустую приемную. Там никого не было, как в тот момент, когда она вошла сюда, спасаясь от дождя. На столике, рядом с альбомом, лежала расческа.

Алинка подошла к зеркалу и, думая о том, что произошло, стала расчесываться. Волосы были спутаны и непролазны, как тропические джунгли. «Неужели что-нибудь получится? — с сомнением подумала она. — Надо же, какая я безобразная!»

В зеркале было только лицо с растрепанными и непослушными после лака, геля и ливня волосами. Испуганные глаза смотрели на нее полувопросительно, полуутвердительно. Она уже стала сомневаться в том, что хоть что-нибудь путное получится из этой промокшей юной бабки-ёжки.

Затем она вышла из лаборатории, так и не спросив, когда же будут готовы ее фотографии. «Ну ничего, — подумала Алинка, — через месяц я выберу уик-энд и приеду сюда специально для того, чтобы посмеяться над этим безобразием, которое, конечно же, появится в результате сегодняшних съемок».

Через месяц у нее не было времени, они ездили на уик-энд в Париж. Она стояла на том самом месте, как ей думалось, на котором стояли когда-то ее Витька с Олечкой. Она стояла и была погружена в воспоминания о нем. Сердце рвалось наружу с тоскою, уже ставшей хронической. Даже в глазах ее поселилась эта глубокая тоска и никогда не покидала своего уютного пристанища.