Самое сложное было для Алинки то, что ряд предметов вели на английском. И первые дни она просто ревмя ревела от бессилия и унижения, которое испытывала, когда одноклассники с презрением показывали в ее сторону пальчиками, слегка оттопырив мизинцы, и высокомерно бросали: лимита, а дальше целые тирады на английском относительно ее бестолковости и природной тугодумности. Обидней всего было то, что в табеле у Алинки были сплошные «отлично», а в дневнике неуды, и только на литературе и истории она доказывала свой высокий интеллектуальный уровень.
Однажды Алинка пришла домой вся в слезах.
— Я не буду больше учиться! Не буду!! Не буду!! — Она безудержно рыдала и прикрывала лицо мокрым от слез полотенцем. — Я ненавижу школу! — кричала она. — Там торгуют шмотками и курят анашу! Там дышат «моментом» и колются наркотиками. Там не читали Набокова и Булгакова, а мнят из себя Бог весть что только потому, что они говорят по-английски! Ну и что? Ну скажи мне, папа, скажи? Я не говорю по-английски только потому, что у меня не было возможности говорить на этом языке. Потому что наша учительница в прежней школе никогда не бывала в Англии, и мое произношение повергает всех в ужас… — Алинка всхлипывала и промокала глаза, из которых безудержным потоком катились слезы.
— Английский, — задумчиво повторил папа. — Хорошо, мы поправим это дело, обещай только, что я больше никогда не услышу таких невозможных истерик.
Алинка вытерла слезы.
— Нет, ты невыносимый. Ты совершенно не понимаешь, о чем я тебе говорю. — Она посмотрела на него полными отчаяния глазами. — Я не пойду в школу.
— Так, — Николай Иванович опустился на стул и жестом пригласил Алинку сделать то же самое. — Твоя беда только в том, что ты не знаешь языка, правда? Ведь ты прекрасно разбиралась в математике, с удовольствием решала задачи по химии, да, я согласен, тебе нелегко давалась физика, но это не значит, что ты самая тупая девочка в этой школе. Ты элементарно справлялась с тригонометрическими формулами, о которых твои одноклассники даже не имеют представления. Отчего же ты сейчас не в состоянии решить простые примеры? Очень просто! Ты не понимаешь, чего от тебя хотят, потому что не понимаешь вопросов, заданных на непонятном для тебя языке? Так?
— Так. — Алинка уже почти успокоилась. — Но я даже когда понимаю вопрос и знаю ответ, не знаю, как это произнести на английском. Это невыносимо, папа! Я не пойду больше в эту школу! Не пойду!! — голос ее снова стал срываться и дрожать.
— Отлично, — сказал Николай Иванович, — ты не пойдешь в эту школу. Ты никогда не пойдешь в эту школу. Я все продумал. Смотри, — он показал ей красивый лист с гербовой печатью и флагом английского королевства. — Вот здесь, — он показал другую бумагу, — виза. Вот здесь — приглашение на обучение, а вот здесь — контракт, по которому наша фирма будет оплачивать твое обучение.
— Где? — глаза Алинки округлились и расширились от удивления.
— Как где? В Англии! Только в Англии ты выучишь язык, как свой родной. Там тебе дадут приличное образование в приличной школе для состоятельных леди, там тебе дадут изысканное воспитание, ты будешь обучаться верховой езде, хорошим манерам, этикету и многому-многому другому. Я думаю, что в этой школе не нюхают «момент», не торгуют шмотками, не тычут презрительно пальцами в сторону тех, у кого высокий потенциал, но низкий уровень возможностей для его реализации.
— Но папа — язык! Я же не знаю языка, — простонала Алинка, и слезы готовы были вот-вот снова сорваться с ее глаз.
— Милая моя, — папа привлек ее к своей груди. — Ты выучишь язык так скоро, как никогда бы не смогла сделать этого здесь. Языковая среда сама принуждает к тому, чтобы находящийся в ней человек адаптировался и усваивал незнакомую лингвистику не только на сознательном уровне, но и на подсознательном. Ты будешь жить среди людей, которые не знают твоего языка. Ты будешь смотреть передачи, ходить на экскурсии, слушать радио и заниматься с педагогами. В магазине ты не сможешь купить понравившуюся тебе вещь, пока внятно не объяснишь, что именно тебе нужно.
Ты не сможешь объяснить, пока не усвоишь слов, и от этой постоянной, насущной необходимости общаться, жить в социуме, то есть, я хотел сказать — полноценно жить среди окружающих тебя людей, ты очень скоро, без особого насилия над собой выучишь язык.
— Но я же умру там от тоски, — пролепетала Алинка и нежно обняла отца. — Я же умру без тебя… — она хотела сказать «и без мамы», но вовремя спохватилась. Почему-то до сих пор она не могла отделаться от чувства, что мама всегда с ними.
— Ты будешь приезжать на каникулы, ну как? А если тебе не понравится, то на следующий год ты восстановишься в школе. И вот тогда, — глаза Николая Ивановича победно заблестели, словно это были не его фантазии, а уже свершившийся факт, — вот тогда-то ты и утрешь им всем нос! Я думаю, мало кто из них бывал в Англии, а если и бывал, по обмену, то не больше одной-двух недель. А за год, при желании, конечно, ну и при определенном усердии, можно выучить язык как родной.
Отец оказался прав. Конечно же, первое время ей было тяжело. Но два месяца их группа, в которой были девушки из разных стран, интенсивно изучала английский. Только английский и ничего более. Раз в неделю, по средам, они ходили в бассейн, где занимались новомодной акворобикой, по субботам они совершали часовые пешие прогулки по лесу и получасовые занятия верховой ездой. У Алинки болели спина и бедра, но вскоре она стала замечать, как вытягивается и становится более стройной ее фигура. Джинсы, которые разрешалось надевать только по воскресеньям, после посещения церкви и завтрака, становились все просторней и просторней.